И в горе, и в радости

Будучи мамой уже шесть с половиной лет, причем, пять из них мамой двоих детей, не перестаю поражаться, как многому у них можно поучиться.  Искренность, терпение, доверие Богу и жизни, какая-то неземная, не от мира сего мудрость и постоянство в любви… Многие ли из нас могут похвастаться, что сохранили эти качества по сей день? А ведь когда-то каждый из нас был ребенком и умел именно так.

Так, может, нам нужно просто вспомнить?..
Недавно Эрик  спросил меня, почему я не живу с их отцом.
– Понимаешь, сыночка, – взвешивая каждое слово, сказала я. – Когда мы с папой жили вместе, мы с ним постоянно ссорились. Мне было плохо, папе было плохо, тебе было плохо, Кате было плохо. Вот мы и подумали, зачем жить вместе, когда всем от этого плохо.
– И ты теперь не хочешь жить с папой?
– Не хочу. А ты хочешь, чтобы папа жил с нами?
– Нет, я тоже не хочу. Но, мама, зачем ты рожала нас от человека, с которым не хочешь жить?

– Мама, а кто такая жена?
– Когда ты вырастешь, сыночка, и станешь взрослым дядей, ты встретишь тетю, женишься на ней, вы станете жить вместе, и у вас будут детки. Вот эта тетя и будет твоей женой. А ты будешь ее мужем.
– А Катя станет тетей, когда вырастет?
– Да, зайчик.
– Тогда я женюсь на Кате.
– Нет, Эрик, на сестре нельзя жениться.
– То есть я должен жениться на другой тете и жить с ней?
– Да.
– А Катя останется жить с тобой? – дрожит подбородком, в глазах слезы.
– Нет, Катя тоже вырастет, выйдет замуж и будет жить со своим мужем.
– А, ну ладно, тогда женюсь.

Эрик долго рассказывает об одной девочке из детсада. И какая она хорошая, и какая она красивая, и что она сегодня сделала,  и что сказала. Он от нее явно в восторге. Спрашиваю:
– Она теперь твоя подруга?
– Да, мама.
– О! Так поухаживай за ней, подари ей что-то, давай цветочки ей насобираем по дороге, а ты ей там помогай в детскому саду…
– Мама! – Эрик смотрит на меня, как на душевнобольную. – Она  не моя любимая девочка и не моя красоточка. Она ПРОСТО ПОДРУГА!

Дети выбирают из интернета картинки-раcкраски, я их распечатываю, параллельно болтаем:
– Мама, а распечатай мне эту картинку с принцессой, как Кате, – просит Эрик.
– Так она ж для девочек, – удивляюсь я.
– А я хочу быть девочкой!
– Зачем?!
– А чтобы мальчики для меня все делали: подарки, цветы дарили, помогали во всем…

Долгое время Катя царапала и била одну девочку в детском саду — Маю. Ни воспитательницы, ни я никак не могли на нее повлиять, а главное, никто не понимал, почему такая тихая и спокойная Катерина вдруг лезет драться с девочкой, которую почти не знает и с которой ей почти нечего делить. На все вопросы по этому поводу Катя категорически отказывалась отвечать, повторяя, как мантру: «Не знаю», а то и вовсе отмалчиваясь. Правда выяснилась только спустя несколько месяцев и совершенно неожиданно. У Кати длинные волосы, и каждое утро я ее расчесываю и заплетаю нашу красотищу в косы, чтобы волосы не путались и чтобы она ходила аккуратной, а не лохматым чучелом. Катарина обожает утренний туалет, все эти заколочки, резиночки, обручи, сам процесс, с косичками она кажется себе очень аккуратной и взрослой.
Как-то утром, в процессе косоплетения, она сказала:
– Мама, представляешь, Мая вообще не расчесывается!
– Ты поэтому ее царапаешь?
– Да! Она же как чучело! Волосы торчат в разные стороны. Она! Она!!  – Катя перевела дыхание, которое перехватило от возмущения. – Она лохматая!!!

– Мама, мама, а я знаю, как я у тебя появился! – восторженно кричит Эрик и кидается мне в объятия.
– И как? – спрашиваю я.
– А вы с папой просили Бога, чтобы Он дал вам меня!

– Катя, мы идем в банк. Маме надо купить деньги!

Возвращаемся домой из детского сада. Эрик, обожающий футбол, пинает всю дорогу камешек. Зная эту его страсть, вожу их домой закоулками, чтобы камни не вылетали на проезжую часть, и пинаю камешки с ним за компанию. Катарина присоединяется к нам, играем втроем. После особого удачного пинка Эрика, когда камень улетел метров на 15, присвистываю и восхищаюсь:
– Ух, ни фига себе!
Эрик расплывается в довольной улыбке. Играем дальше, и через несколько ходов Кате удается пнуть камень тоже далеко.
– Молодец! – хвалю ее я.
– Мама, скажи, а я тоже ни фига себе или только Эрик? – заглядывает мне в глаза Катарина.

– Мама, а все люди умрут?
– Да.
– И ты? И я? И Катя? – в глазах ужас.
– Да, мы все равно или поздно обязательно умрем. Но этого не нужно бояться, мы вернемся туда, откуда пришли, в свой небесный дом.
– И мы будем жить на небе?
– Да.
– А как мы будем по нему ходить? Мы же упадем!
– А у нас будут такие крылышки, и мы будем летать, – поскольку ничего лучшего мне в голову не пришло, сказала я. А Эрик расплакался.
– Но почему ты плачешь?
– Я не хочу, чтобы у меня были ножки, как у птииииички, – раздалось сквозь рыдания.

– Мама, а сегодня — завтра? – спрашивает Катя как-то утром.
– Нет, зайка,  сегодня — сегодня.
– А когда будет завтра?
– Завтра, – удивляюсь я и объясняю ей снова, что такое сегодня и завтра.
Но на следующий день история повторяется. И через день. Не понимая, что происходит, спрашиваю:
– Катя, а почему ты так ждешь завтра?
– А ты мне обещала вечером, что завтра наплетешь мне много-много косичек, а не просто две, как обычно.
Я пообещала и забыла, а ребенок три дня ждал волшебного «завтра».

Стоим с детьми перед домом, ждем знакомого, который задерживается. 5 минут ждем, 10, 20… Через полчаса ожидания обнаруживаю, что у меня закончились сигареты, а магазин прям под боком, туда-обратно занимает около минуты. Раз знакомого все равно нет, решаю сбегать. Катарина ни в какую не хочет идти со мной:
– Ты, мама, иди, а я тут подожду.
– А я с тобой пойду, – говорит Эрик.
– Мама, почему ты бежишь? – спрашивает он по дороге.
– Не хочу Катарину одну оставлять, мало ли что может случиться, – поясняю я.
– Мама! – Эрик смотрит на меня, как на умственно отсталую. – У Кати на шее крестик, у тебя на шее крестик, с ней ничего не случится! Ты должна ВЕРИТЬ!

Разговариваю со своей мамой. Отношения у нас с ней сложные, но после рождения детей — ее внуков — стали гораздо теплее, хотя до близких и дружественных еще далеко.
– Мама, скажи, у меня дети хорошие? – спрашиваю я.
– Да, что удивительно, – отвечает мама.

– Мама, а ты меня любишь?
– Конечно.
– Сильно-сильно?
– Сильно-сильно.
– Как до Луны и назад?
– Еще больше.
– Больше, чем конфеты?
– Больше, чем конфеты.
– А зачем ты меня любишь?

Любите своих детей, ведь любовь делает счастливыми и любящих, и любимых!

                                                                                                                   Анна Глух

 

Сибирь. У Даши

Время: 1979 год, зима. Место: Тмутаракань в Западной Сибири, отделение какого-то совхоза, маленький детский дом на тридцать шесть душ. Один класс и один учитель – сразу для всех; однако же, две спальни – для мальчиков и девочек. Одет кто во что. И ладно: лишь бы тепло. Столовая, навечно пропитавшаяся вонью горелого молока; парники под латанной-перелатанной стеклянной крышей; две отбракованные из стада коровы, надой не больше трёх литров в сутки, едва хватает на готовку. Окна без занавесок, без штор – без ничего, сильно дует. А в них вечные обезьяньи мордочки, встречающие каждого гостя вопросом: ты?
Детдом, где всех женщин называют «мама», а мужчин «папа».
– Папа, что это?
– Фотоаппарат.
– Зачем?
– Карточки делать.
– На личное дело?
– Как тебя звать, дружок?
– Шибз… э… Коля.
– На, нажми кнопочку, сверкнёт.
– Аххххх!!!! Папа, ты за кем приехал? Дашку не бери, она ведьма!
Ирина Федосеевна не хочет говорить о Даше. Такое ощущение, что учительница многое дала бы, чтобы вообще не знать о её существовании. Признание после вечера вместе и бутылки диковинного тогда амаретто.
– Я … побаиваюсь её.
Прорвало – видимо, не могла ни с кем поделиться, а тут я. И амаретто.
– И ребята её боятся. Она всё время молчит, хотя я знаю: всё слышит, всё понимает. Даже слишком много понимает… Подошла ко мне в прошлом сентябре, смотрю, в глазах слёзы. Даша, обидел кто? Молчит, в глаза смотрит. Потом ушла. А вечером позвонили из Саратова: мама умерла… Осенью нашла где-то полудохлого котёнка: топили его да недотопили, зацепился коготками за ствол, сидит на нем и помаленьку умирает. Даша залезла в воду, а там по горло. И холодно, октябрь же. Откачала зверька, теперь с ним не расстаётся. Пацаны попытались было отбить котёнка, да Даша так на них глянула, что те штаны обмочили. В прямом смысле. Зато с котёнком она разговаривает. Еще как. И котёнок какой-то странный, больше как собака, ходит за ней, кидается на всех, Дашу защищает. Хоть бы раз мявкнул. На переменках наши бегают, орут, толкутся, но Дашу – обходят. Она как в пузыре.  И еще… Не знаю, как и рассказать…  Была я раз на кухне, окна там на пустырь. Смотрю, Даша. Сидит на коленках перед чурбаном, а на нем – четыре мелких галечки.  Даша смотрит на камушки, а они один за другим как от щелчка с чурбана слетают. Она их соберёт и снова … сбивает. И не расскажешь – кто поверит?
И мне никто бы не поверил. Мне даже мои не поверили, и забрать Дашу из детдома не разрешили.

 

О родине

Никакой патетики, упаси Господи, никаких размышлений о той, что с любовью вскормила, вспоила, взрастила и надавала под зад. Речь, откуда мы родом, – о детстве.
Стоит ему кончиться, и мы оказываемся на чужбине вне зависимости от того, в какой стране проживаем. Вспоминаю себя в семь, восемь, в десять лет. Мне, теперешнему, на шестом десятке, кажется, я был тогда умнее, прозорливее, тоньше. Если удается сохранить в себе что-то из детства, не поддаться идиотским играм взрослых, не дать опыту себя искорёжить, – почти сто процентов, что человек талантлив. Детский взгляд вовсе не наивен, детское отношение к жизни вовсе не примитивно. Между ребенком и миром куда меньше фильтров, чем во взрослом искаженном восприятии. Ребенку значительно проще отличить добро от зла, потому что он думает сердцем. Взрослые приспосабливают мир под себя, круша при этом всё и вся. Дети приспосабливают себя под мир, оставляя его первозданным, таким, каким он был даден изначально.
С другой стороны, есть немало людей, склонных детей идеализировать. Это еще один штамп взрослой жизни: если маленький, то беззащитный и ласковый. Черта с два. Среди этой орущей братии каждый второй ушлый как Том Сойер, каждый третий надует вас без всякого напряжения, а каждый четвертый спит и видит, чтобы подложить учителке кнопки под её академический зад. Знаю я эту публику!
Фотографируют детей все. С этого начинают, как только разживутся цифровой камерой. Щелкать ничего не стоит, плёнку не покупать, за карточки не платить, – перекачал снимки в «ящик» и всех дел. Кажущаяся лёгкость детской фотографии подвела не одного фотографа. Смешно смотреть, как из сайта в сайт путешествуют одни и те же шаблоны, и еще смешнее, что они всякий раз принимаются на-ура. Помните эту фотоэпопею с руками младенцев и стариков? А новорожденные в ладонях родителей или кого там? А миллионы снимков детей в обнимку с животными? А миллиарды детей на каруселях?
Чего мы вообще ждем от хорошего детского снимка?
Наверное, так: он призван дать нам временный пропуск туда, откуда мы родом, – в детство…

… Сибирская глубинка. В сельской школе переполох: фотокорреспондент приехал! Учителя узнали о желании москвича поснимать у них часа за три до его прихода, кто-то позвонил из райкома партии и попросил привести детей в порядок. Опытный был человек, знал, как выглядят ребятишки после пяти часов занятий. Пионеров сгоняли по домам за красными галстуками, комсомольцев заставили уплатить взносы по две копейки с ленинца за следующий месяц, а директриса перелистала на всякий случай материалы октябрьского пленума ЦК КПСС.
Вижу всю эту суету, смешно и грустно – насколько же запуганы люди. Только детям развлечение. Сидят по классам и гадают: зайдёт ОН к ним или нет. На всякий случай гонят картину: «Прилежные ученики грызут тяжелые науки». Гостя заводят в очередной кабинет, здесь пятиклашки. Как они умудряются, глядя только на учительницу, обсмотреть меня с ног до головы? Кисейная педагогиня сладеньким голосом представляет гостя из столицы и просит сказать ребятам пару наставительных слов. Почему нет? Пожалуйста! Встаю перед классом и ору парадным голосом:
– Здравствуйте, господа пираты!
Робкие смешочки, тихие «здрасти». С таким дети еще не встречались, не знают, как реагировать, чтобы потом не схлопотать по ушам.
– Вы чего квёлые такие? Ну-ка, все встали!
Кое-кто уже начинает понимать: происходит что-то совсем из ряда вон.
– Так. Набрали много-много воздуха в лёгкие и замерли!
Все затянулись.
– Теперь, когда скажу «три!», надо заорать, но только очень, ОЧЕНЬ громко. Кто всех переорёт – сфоткаю. Раз… два… три!
Они как даванут!
– Плохо! – кричу, – Еще громче! Три!
Ну, тут банда и выдала, что могла. Знатно получилось. Учителя растерянно смотрят друг на друга, прибежал завхоз с ведром песка, в дверь суют голову соседи из четвертого класса. Пока орали, я их, конечно, сфотографировал. А когда ушли из класса, у нас за спинами такой хохот разразился! А потом стало совсем тихо, и зазвучал голос учительницы.
В спортзале (молодец директриса!) есть всё: и баскетбольные корзины, и «конь», и маты, и даже зазеркаленная стена – у них тут, видите ли, еще и балету учат. По спортзалу гуськом бегают четвероклашки. Молоденькая и очень хорошенькая учительница физкультуры гоняет их по часовой стрелке. Собираю ребят к себе. Спрашиваю, кто умеет стоять на голове. «Все стоят, только дай!», – язвительно замечает физкультурша. Из недр учащихся в центр круга выпихивают Дениса. Я делаю исключительно презрительное лицо и говорю:
– Спорим, он шестьдесят счетов на голове не продержится, упадет! Ставлю пачку мятной жвачки против помыть пол в спортзале. Проиграю – резинка ваша, выиграю – моете пол.
И вытаскиваю ментолку из фотосумки, чтобы видели: всё без обмана.
Сельские детишки начала восьмидесятых. Откуда у их родителей валютные рубли, чтобы покупать детям жвачку, и где в тайге эти валютные магазины? Мой приз для ребятни поистине волшебный.
Сощурившись, все строго смотрят на Дениса. Дело приняло серьёзный оборот. Тихо спрашивают: «Сдюжишь?». Мальчишка кивает головой. «Мотри у нас! Шоб как столб!»
Собрались у мата, я приготовил камеру, Дениска кувыркнулся и встал на голову. Все принялись считать. Он бы и пять минут «за ради обчества» проторчал на голове, но, конечно, не потребовалось. Помните фильм «Судьба человека», где Бондарчук получил от фашистов буханку хлеба и её делили на весь барак военнопленных? То же и с моим бабл-гумом: каждый получил по крупинке, а Денис две. Смешно сегодня читать такое, да? Наверняка, но мне грустно.
Я очень люблю снимать детей, мне тогда временный пропуск в детство как бы бесплатно даётся. Вот и болтаюсь туда-сюда как можно чаще – пропуск-то временный.

из книги «Фотографии с рассказами 80-х »

                                                                                                               Владимир Ролов

…

Четыре солнца в мое оконце

…В 53 года у меня появилась первая внучка и первые радости, с этим связанные. Кто их знает, тот поймет… Сегодня мне 57, и у меня четыре внука: две девочки и два мальчика. Это – четыре солнца, каждое из которых согревает мою жизнь.

Всех их я видела буквально сразу после рождения, через несколько часов. Это огромный подарок мне от Бога! И все мои внуки – разные. Разными они были уже в первые минуты появления на свет.

Кирочка самая красивая. Она родилась в феврале, такая маленькая и аккуратненькая, вся – соразмерная, как хорошо сделанная кукла.

Таким же был и мой сын, ее папа, самым симпатичным грудничком в роддоме. Она мало ела, слабо набирала вес и долго оставалась маленькой, как Дюймовочка. Поправилась она только в полтора года, после того как переболела стоматитом и несколько дней практически голодала, так как невозможно было ничего взять в рот, а потом наверстывала этот вынужденный голод даже ночью, просыпаясь и требуя еды…

Через год, тоже в феврале, родился Ваня, бесстрашный покоритель всех диванов и кроватей. Он столько раз падал вниз головой, когда начал переползать с одной кровати на другую, что мы устали за него бояться… И в воде он держался как рыба – захлебывался, но не тонул, и есть самостоятельно начал очень рано. Вымазывался весь с головы до ног, но ложку не отдавал ни за какие миллионы.

Через два с половиной года у него появился братик Лука. Мама Луки так хотела Льва (она сама по гороскопу Львица), но не додержала всего один день, и у нее родился Рак, который очень похож на свою маму, мою дочь… Она была счастливая и спокойная, когда носила Луку, поэтому и он ничем нас не расстраивал: безмятежно улыбался, хорошо спал и ел, долго ленился ползать и ходить. Его все абсолютно устраивало в этой жизни. Зачем еще напрягаться?

Через полгода после Луки у сына родилась еще одна девочка – Лерочка…

Вот так и появился чудесный квартет: у сына – две дочки, у дочки – два сына. Может, они немного и расстроены, что у них такие «однозарядные» комплекты, а я – ничуть! Хотя, если разобраться, какое отношение я имею к этому? Никакого. Просто радуюсь и все. Потому что этим детям будет с кем дружить даже в своей семье, ведь и у братьев небольшая разница в возрасте, и у сестер, это здорово!

Главная беда, которая ожидает нас в старости, спрятавшись за каждым углом и в каждой реплике, – это обиды. Они начинают множиться в геометрической прогрессии, как тараканы или летние мошки возле загнившего яблока – только что ничего не было. и вот уже целое облако этих маленьких паразитов. Обидам нельзя сдаваться! Их надо гнать, отстаивая каждый сантиметр, нет, миллиметр своей памяти, не загрязняя ее этими мошками.

Старость становится беспомощной и поэтому ищет виноватых, она высыхает, как дерево, подточенное невидимыми подземными водами, поэтому ее надо не поливать, а пересаживать на благодатную новую почву. Такой почвой могут стать внуки. В них все только зарождается, только обещает первые липкие листочки и первую тугую завязь. Так радостно смотреть, как формируется этот бутон, как в нем появляются цвета и запахи, и они меняются каждую минуту, потому что пока человек хочет познавать мир, он сам – объект, интересный для познания. А если этот интерес пропадает, если уходит любопытство, то человек медленно умирает даже без всяких видимых болезней.

Сколького в мире огромного
На этом маленьком шарике…
Сколько в мире непознанного,
Не увиденного, не найденного…
Как пройти мне дороги эти,
Чтобы все вдохнуть и увидеть?
А еще – чтобы передать тем,
Кто сам не может идти….

– Таня, а кто нас отремонтировал? – спрашивает неожиданно Ваня.
– Разве мы были поломаны? – не понимаю я вопроса.
– Нет! Ну, когда не было ни мамы, ни папы, ни меня, кто нас отремонтировал?
– Ааа, создал? Сотворил?.. Бог!
– Какой-такой Бог?
– Который на небе и все видит. Сначала Он создал землю и небо, потом отделил воду от суши, сделал день и ночь, потом создал всяких зверей и птиц, леса и степи… А потом увидел, как это все красиво, и Ему самому понравилось, вот и решил: Создам-ка Я человека, чтоб и он любовался всем этим…

Мы – в Киеве!!! Исполнилась мечта десятилетней давности, когда впервые я приехала с детьми в этот город на осенние каникулы и он показался мне таким родным и желанным, что сразу же захотелось переехать сюда навсегда! Здесь не было московской спешки в метро, грязи на улицах и вечерней усталости на сердце. Вместе с нашими гостеприимными хозяевами Аллой и Витей (друзья родителей моего мужа) мы до часу ночи не ложились спать, а утром, бодрые и радостные, просыпались, как ни в чем не бывало … У меня нигде и никогда не было такой бодрости!

И вот, сначала сюда приехала дочь – учиться в университете, после окончания которого осталась здесь работать, а теперь и я с семьей сына…

Мы снимаем однокомнатную гостинку на Святошино, я сплю на продавленном диване на кухне, каждый день езжу на просмотры квартир, которые нахожу по объявлениям, и чувствую себя абсолютно счастливой. Мои вещи раскиданы по четырем чужим квартирам и трем городам, у меня нет работы, в воздухе носится призрак кризиса, о котором еще никто не догадывается, а я с полуторагодовалой Кирочкой каждое утро иду в лес …кормить белочек. И пока мы доходим, точнее, доезжаем на коляске до леса, у нас случаются несколько остановок: то собачка перешла дорогу, то ворона каркнула и надо обязательно посмотреть, как высоко она сидит, то голуби взлетели одновременно стайкой и мы провожаем их в небо… Я смотрю на мир глазами ребенка и понимаю, что мне интересен этот мир – как будто я вижу его впервые!

Мы с Кирой кормим белочек в лесу, которых привечает одна сердобольная старушка, приходящая сюда каждое утро и сделавшая из белочкиной полянки целое царство: цветочная клумба, огороженная частоколом прутиков, десяток кормушек разной самодельной конструкции, водичка в пластиковых бутылках и семечки для голубей… Мы с удовольствием участвуем в ритуале кормления, бегаем за белочкой, которая перепрыгивает с дерева на дерево так быстро и ловко, что мы теряем ее из виду, зовем «гули-гули» и бросаем крошки отяжелевшим от ежедневной заботы голубям.

Мне кажется, это самая счастливая пора моей жизни, во всяком случае самая беззаботная. И хотя через несколько дней грядет кризис, и я останусь по-прежнему без работы, а теперь еще и без денег, которые накануне вложила в новострой, а его могут каждый день заморозить, как случилось с сотнями других, у меня по-прежнему покой на душе, потому что со мной рядом два солнечных человечка, два источника радости, мои внуки – Кира и Ваня.

Сегодня моя Кира позвонила и попросила:
– Расскажи, как родился Бог?
Я удивилась:
– У вас в садике об этом говорили?
– Нет,– ответила она. – Просто я не знаю, как Он родился…

– Почему ты такая умная? – спросила меня Кира. Уж не знаю, что ее в этом убедило, видимо, мое желание отвечать на ее вопросы, но мне стало лестно от слов этой четырехлетней малышки.
– Наверное, потому, что я хорошо училась в школе, внимательно слушала учителей – ответила я.
– Почему ж папа так плохо учился? – расстроилась Кира. Снова получаю подтверждение своим грустным мыслям, что родители мало разговаривают с детьми, не отвечают на их вопросы, загораживаясь телевизором.

Кирина мама устроилась на работу, и меня попросили побыть с Кирой, пока ее оформят в садик. Я с удовольствием это делаю. Кирочка совсем не капризна, она не устраивает истерик, с ней можно долго гулять на улице, или смотреть мультики, или читать книжки. Но, чем бы мы не занимались, она все равно, не уставая, каждую минуту спрашивает: «Моя мама уже едет?» Ребенок скучает за мамой, с которой ни разу за два года не расставался… Сначала я отвечаю терпеливо: «Да, едет», потому что понимаю, как ей тяжело. Но она не успокаивается, и, только услышав ответ, тут же снова задает этот вопрос: «Моя мама уже едет?…» После сотого раза я не выдерживаю: «Кираааа! Смени пластинку! Сколько можно одно и тоже: Моя мама едет? Моя мама едет?!» Она внимательно смотрит на меня, не понимая, что это я как с цепи сорвалась, потом, видимо, сделав какие-то выводы, просит наклониться и, обхватив мою шею, тихо-тихо, шепотом на ухо: «А моя мама уже едет?» Она решила, что слишком громко задавала этот вопрос, поэтому я так разнервничалась…

Кира не хочет идти в новый садик в Ирпене, куда они скоро переезжают. Она его еще даже не видела, но боится, как всего нового. Родители пытаются успокоить, говорят, что если ей там не понравится, то будет дома с мамой и Лерой… Бесполезно! Слезы ручьем, уже рыдает, а не плачет. Тогда вмешиваюсь я:
– Кирочка, а как же ты в школу пойдешь? Там ведь тоже все будут незнакомые, но учиться-то надо! Ты будешь очень хорошо учиться, твои родители станут гордиться тобой, и когда в школе объявят родительское собрание, они даже поспорят, кому идти…
Слезы моментально высыхают, она уже вошла в роль лучшей ученицы и сразу предлагает:
– Может, пусть вдвоем идут? А я с Лерой побуду?

Ваня смотрит мультик про Панду и громко возмущается:
– Ну что же это такое? Зачем они это все придумали, а? Это же неправильно!!!
– Что неправильно, Ваня?
– Неправильно убивать незлых! Да?! А они убивают!!!

Ване скоро четыре года, он постоянно болеет, надо выбрать, какой костюм на новогодний утренник он наденет…
– Я хочу… зеленого тигра, – говорит Ваня.
– Почему зеленого? Тигр ведь коричневый!
– Нет, зеленый! Потому что он…болеет – объясняет Ваня.

– Хотела сегодня в церковь сходить, – неожиданно говорит Кира.
– Да ты что?! – одновременно радуюсь и огорчаюсь я.
– Что ж ты мне не сказала? Я бы и тебя, и Лерочку причастила… Я совсем забыла, что сегодня воскресенье…
– Просто так… Я уже не боюсь…
Понятно. Это маленькая хитрушка хочет сделать мне приятное, знает, как для меня важно, чтоб детей причащали… А раньше она очень не любила ходить в церковь.

Однажды они с мамой пошли на какой-то праздник, там было водосвятие, служба длилась долго – и в храме, и на улице, Кира устала, сказала, что не любит, когда ее водой брызгают. Я попробовала объяснить, что это необычная вода, и что после нее люди становятся лучше и здоровее. И вот, недавно ее маленькая сестренка Лерочка беспричинно раскричалась. Мама Юля не может ее ничем успокоить, занесла с улицы, покормила, покачала – бесполезно: кричит, как резаная…Тогда Кира сняла свой крестик, положила на Леру (еще не крещеную), достала из серванта иконы, разложила их вокруг Леры, пошла на кухню, взяла воды и стала брызгать на сестренку. Вспомнила. что такое водосвятие! Святая детская вера… «Будьте как дети»…

У нас с невесткой отношения… как бы поточнее сказать… никакие. Она никогда не звонит, никогда ничего не рассказывает о детях, а если очень нужно мое участие, то роль переводчика берет на себя мой сын. Я сначала расстраивалась, потому что искренне хотела с ней подружиться и говорила, что всегда буду ей поддержкой из чувства женской солидарности, но, не встретив понимания, перестала чего-то ждать. Пусть будет, как будет, это их жизнь. Мы никогда не ругаемся, не ссоримся, но со стороны, наверное, видна наша холодность. Даже маленькой Кире…

Я готовлю что-то на плите, Кира сидит на кухне и все время меня дергает какими-то просьбами.
– Подожди, Кира! – прошу я. – У меня четыре конфорки работают, я не могу сейчас тебе карандаши подавать!
Она замолкает. И вдруг:
– А ты маму мою любишь?
Оборачиваюсь – на меня исподлобья смотрят два суровых детских глаза… Кире два года.

– Поеду к бабушке Лене, попробую пожить сама, – задумчиво говорит Кира. Это та самая Кира, которая от мамы ни на шаг, даже в магазин на 10 минут ее не отпускает. Но теперь родилась Лера, так же привязанная к маме, и Кира чувствует себя повзрослевшей, даже пытается «пожить сама»!
– Конечно попробуй, – говорю я.
– Может, и ты со мной поедешь? – спрашивает Кира.
– Ну уж нет! Сама так сама. Там и бабушка, и дедушка, а потом еще дедушку Юру (мой бывший муж) с Мариной (его вторая жена) позовешь, они же рядом живут…
Видимо, что-то в моем тоне ее настораживает, но она молчит. А через два дня вдруг спрашивает:
– Так что, дедушка Юра сначала на тебе женился, а потом на Марине?
– Да, – с удивлением от такого правильно сформулированного вопроса отвечаю я.
– И вы теперь больше не любите друг друга? – подытоживает Кира.
– Нет, – честно признаюсь я.
Не знаю, нравится ли Кире мое признание, или она хотела услышать что-то другое…

Я делаю зарядку, Кира смотрит и говорит:
– А я из-за своих родителей не делаю зарядку! У нас семья…беззарядная.

Она сейчас влюбляется во всех киношных героев, а мальчики из садика ей уже не интересны. Главная любовь – Майкл из сериала «Универ». Я жалуюсь, что у меня нет своего двора, поэтому не могу завести собаку и кошку…
– Так у нас с Майклом же будет дом и двор, приезжай и заводи, кого хочешь!
– Да ты что!? Можно? И комната у меня будет там?
Она задумывается на секунду:
– А может, с детьми будешь спать?

Кира – мне:
– Таня! Ну найди себе жениха какого-нибудь…
– Да где ж я найду его?! Он же на улице не валяется!
– Валяется! Мы с мамой шли в магазин, а он там лежит..
– Так это ж пьяница, алкоголик.
Подумав:
– Не совсем… Мы вышли, а его уже нету, наверно, ушел.

– А когда мы переедем в другую квартиру, Ангел-хранитель поедет с нами?

– А это Бог придумал, чтобы все звери разговаривали по-разному?

– Расскажи про свою любовь… Как это дедушка Юра тебя любил-любил, а потом разлюбил и женился на молодой тете?

Ее так волнуют отношения между мужчиной и женщиной, что для меня странно в таком возрасте. Мне кажется, она очень переживает за родителей, и пытается сама во всем разобраться, чтобы, если надо, помочь им.
…Прощаясь с Кириными родителями, говорю им:
– Живите дружно! А ты, Кирочка, звони мне, если они будут обижать друг друга!
Она (сразу):
– И что ты сделаешь?
Даже ребенок понимает, что я ничего не смогу сделать, потому что ее родители уже взрослые, и они сами решают, как им жить, а я все тешу себя надеждой, что могу что-то исправить в чужой семье.

В конкурсе «Танцуют все!» ей понравился один исполнитель, Сережа, которого судьи ругают за технику, но человек он очень симпатичный и глубокий. И видно, что страдает не на шутку… И она мне шепотом, на ухо, хотя никого рядом нет: «Он мне так нравится, что я хочу жениться с ним!»

…Прошло уже несколько месяцев, а она по-прежнему помнит о Сергее и хочет с ним встретиться… Ее не останавливает даже тот факт, что на финал к Сергею приехала его девушка, и он от счастья плакал. Родители ее не понимают, мама ругает, папа смеется, одна я осталась….
Говорю:
– Кира, пока ты вырастeшь, он состарится, будет беспомощный старичок, который лежит на кровати и ходит на горшок, потому что сам не дойдет до туалета. Ты что, будешь за ним горшок выносить?
– Да, буду. – абсолютно серьезно отвечает она. И на ухо мне:
– Я люблю его … на миллион!

Звонит Кира и говорит, что ей подружка подарила волшебное кольцо и теперь она может отмотать время назад, чтобы Сергей (любовь ее) постоянно выступал по телевизору. Я возьми и скажи:
– Так отмотай и мне время, чтоб я помолодела и стала девушкой…
Она говорит :
– Хорошо.
И теперь звонит каждый день и спрашивает:
– Таня, ты помолодела?
Она в это свято верит. Пришлось купить 10 масок для лица и каждый день делать, чтоб при встрече продемонстрировать, что волшебство есть! И оно работает, если очень захотеть.
Кира говорит:
– Если ты помолодеешь, я тебя ТАК любить буду!

…Окно мое в этот мир становится все меньше и меньше: я не такая мобильная, меня часто останавливают недомогания, страхи быть обузой, не соответствовать окружению, отсутствие денег и много такого, чего раньше и не было, и в расчет не бралось. Возраст угасания начинается не снаружи, а изнутри. Но пока в мое оконце светят эти четыре солнца, свет не исчезнет!

                                                                                        Татьяна Фоменко