Мастерская
Отряд
Глава 3
Сознание медленно выныривало из глубин на поверхность, что бывало с ней нечасто – обычно Герда просыпалась сразу и как-то вся целиком. Сегодня же ей не хотелось открывать глаза, словно рассудок пытался выиграть хотя бы пару мгновений до того момента, как в мозгу раздастся сигнал тревоги.
Она медленно спустила ноги с кровати и пробормотала:
– Господи, что ж хреново-то так?
Обхватив себя руками, чтобы согреться, побрела на кухню. Включила чайник и прислонилась лбом к деревянной дверце кухонного шкафчика.
Так бывало уже не раз и Герда знала, что бесполезно пытаться вспоминать сон. Главное – ощущение опасности, которое осталось после пробуждения как сигнал о том, что необходимо быть предельно собранной: что-то должно произойти.
Что? С кем? Когда? Где?
Она заварила кофе – немного более крепкий, чем обычно – медленно выпила его и стала собираться на работу. Вынула из шкатулки массивный мальтийский крест старинного, почерневшего от времени серебра, подержав какое-то время в руке, надела на шею. Перед выходом посмотрела на себя в зеркало и сказала своему отражению:
– Ты держись давай, не подведи меня сегодня!
На улице было солнечно и неожиданно тепло. Это немного подняло настроение, и за руль она садилась уже почти спокойной.
В кабинете стоял сдержанный гул голосов. Герда поздоровалась и села рядом с Викой из аналитического. Та трещала о чем-то со своей соседкой и, не прерывая разговора, быстрым кивком ответила на ее приветствие.
МС медленно перебирал бумаги на своем столе. Внезапно Герда ощутила поток любви, струящийся в сердце. Захотелось плакать. Она поняла, что он передает ей сейчас информацию, не предназначенную для других. Герда не понимала конкретного содержания, просто одни ощущения мгновенно сменялись другими: боль, отчаяние, нежность, любовь, надежда, сила… Она знала, что вливающийся в ее сознание на огромной скорости поток информации в нужное время оформится в четкие мысли, а сейчас старалась просто не мешать этому.
Герда бы не смогла сказать, сколько времени длилось их безмолвное общение, но в какой-то момент голоса собравшихся, доносившиеся до этого как-будто издалека, постепенно стали звучать громче и четче, пока, наконец, окончательно не вернули ее к действительности. Она встала, и стараясь не привлекать внимания, вышла. Быстро дошла до своего кабинета, закрыла дверь, прислонилась к стене, и только после этого разрыдалась.
Слезы как-будто бы открыли какие-то невидимые шлюзы в ее сознании. Герду окутало облако нежности и она ощутила присутствие чьей-то души – такой родной, что сердце споткнулось и она перестала дышать. Это был ее брат, младший в их духовной семье. Герда чувствовала все, что происходило с ним сейчас…
…Он сам выбрал людей, которые должны были стать его родителями. Выбрал из-за матери – угловатой девушки-подростка, с детства страдающей от одиночества и находящей спасение в книгах, которые она буквально проглатывала, читая ночи напролет. Он выбрал ее сразу: не раздумывая, не взвешивая «за» и «против» – просто полюбил всем сердцем эти грустные глаза, с недоумением встречающие грубость, эту неуемную жажду любви, стыдливо прячущуюся за нелюдимостью.
Она завидовала живущим просто и радостно – у нее так никогда не получалось. Почему-то все попытки как-то вписаться в мир человеческих отношений приносили боль и разочарование, и она научилась жить одна, сама по себе – так было почти не больно. По крайней мере, никто не смеялся над слезами, которые она проливала, читая придуманные истории о несуществующих героях.
Так и дожила она до 17 лет, пока не встретила Его – и пропала… Пропала сразу и бесповоротно. Вся накопленная за годы одиночества потребность любви обрушилась на голову ничего не подозревающего двадцатилетнего диджея.
Для него это был очередной дискотечный роман, какие случались почти каждый месяц. Романы эти иногда наслаивались друг на друга, что вызывало оживление в кругу его знакомых – это было почище любого реалити-шоу, так как происходило прямо у них на глазах, к тому же они сами могли принимать в нем участие.
В этот раз особый драйв ситуации придавала какая-то совершенно идиотская доверчивость новой жертвы. Она не обращала внимания на явную нестыковку деталей, неправдоподобие придуманных юным сексуальным дарованием объяснений, не замечала двойного смысла их шуточек. Первое время это всех забавляло, потом приелось и им захотелось «свежей крови».
Он терпеть не мог всех этих выяснений отношений, слез, страданий – и зачем люди все так усложняют?!! – просто однажды вечером пришел с новой подружкой, бросил при встрече: «Привет!» и больше не посмотрел в ее сторону ни разу.
Вначале она ничего не поняла. Потом впала в какой-то ступор. Голова была похожа на гулкий колокол, который раскачивался от ударов сердца, отдаваясь эхом в ушах. Этот оглушительный звон, казалось, разогнал все мысли, и только через полчаса одна из них смогла наконец пробиться к сознанию: «Нужно встать и уйти».
Дальше все было так, как бывало уже миллионы раз на этой планете: девочка оказалась беременной. Она была совсем одна, даже просто рассказать о своей беде ей было некому. Но хуже всего было то, что в ее сознании сейчас медленно тикал часовой механизм программы уничтожения нежеланных детей, заложенной несколькими поколениями ее рода. Он включился автоматически и неумолимо программировал мысли в нужном направлении, нагнетая отчаянье и безысходность в ее душе.
Герда увидела зону перехода, в которой находились души перед воплощением. У каждой из них на время земной жизни было свое задание, своя программа, и выбранные ею родители должны были помочь ее осуществить. Иногда эта помощь выглядела парадоксальной с точки зрения земной логики. Часто именно родители создавали множество препятствий для раскрытия внутреннего потенциала ребенка, и только с годами к человеку приходило понимание, что все эти испытания и были этапами взросления души, приобретения ею бесценного опыта прощения и любви. Многие шли к своим матерям, зная о том, что могут быть ими убиты. В одних родовых линиях вероятность этого была минимальна, в других – почти неотвратима из-за огромного количества уже сделанных абортов.
Герда наблюдала за светящимися траекториями, оставляемыми душами, покидающими зону перехода. Сливаясь со встречным потоком, идущим от будущих родителей, они образовывали огненные спирали , проникающие при зачатии в молекулу ДНК.
Она присутствовала при таинстве сотворения новых вселенных, происходящем внутри каждого материнского лона втайне от человеческих глаз. Это были целые миры, проявляющиеся из глубин духовного космоса в трехмерную реальность нашего мира. Каждая вселенная была уникальна, неповторима, в каждой из них звучала своя мелодия, сливающаяся с мелодиями других душ в торжествующий гимн жизни. Все эти миры пульсировали в одном ритме, составляя единую живую плоть мироздания.
Внезапно острая боль пронзила сердце. Герда увидела, как одна из этих вселенных стала вдруг разрываться на части, а совершенная гармония красок превратилась на ее глазах в хаотическую массу цвета запекшейся крови. Словно после внезапной остановки пластинки какое-то время еще звучал высокий печальный звук оборванной мелодии, а затем наступила тишина…
Она бессильно сползла по стене и уткнулась лицом в колени. Герда молилась небесной Матери, которая никогда не предавала Своих детей, чтобы Она спасла ее брата. Молилась так, как никогда до этого. Боль в груди не давала дышать, и она замерла, стараясь не двигаться.
Внезапно в дверь тихо постучали. Очнувшись, она торопливо вытерла глаза и севшим голосом сказала:
– Одну минуту!
Быстро встала, помахала перед лицом руками, чтобы хоть как-то скрыть зареваный вид, и открыла дверь. На пороге стояло рыжеволосое кучерявое чудо с оранжевыми веснушками на носу и круглыми глазами орехового цвета. «Господи, разве таких еще делают?» – подумала про себя Герда и невольно улыбнулась.
– Ты кто? – спросила она сказочное существо, переминающееся с ноги на ногу на пороге ее кабинета.
– Меня к вам Михаил Серафимович прислал. На практику.
– А почему ко мне?
– Я сама попросилась. Мне о вашем отделе сестра рассказывала.
– Как зовут-то тебя? – обреченно вздохнула Герда.
– Лиза – ответило чудо и улыбнулось.
Герда потарабанила в раздумье пальцами по дверному косяку и, приняв какое-то решение, сказала:
– Ладно, пошли со мной.
Пока они шли по коридору, Лиза успела рассказать, что учится на третьем курсе, что мечтает работать с подростками , что у нее есть бульдог Тишка и что сегодня он …
Что именно сделал Тишка, Герда узнать не успела, так как они уже пришли.
– Петрович, принимай помощницу – сказала она, распахнув дверь и пропуская Лизу вперед.
Сказать, что Петрович был удивлен – не сказать ничего. Он уже было открыл рот для возмущенной тирады, но увидев лицо Герды, замолчал. Какое-то время внимательно разглядывал ее, а потом произнес, обращаясь к Лизе:
– Помощники нам во как нужны, совсем зашиваемся! Проходи, деточка – и повел ее к своему столу, заваленному всякой всячиной, к которому никому не разрешал прикасаться.
– Петрович, я тебя люблю – прошептала вслед ему Герда. Он, не поворачиваясь, показал ей за спиной кулак и она услышала, как Лиза хрюкнула от смеха в ответ на его предложение выпить для начала чайку «на брудершафт».
– А что работа? Поработать мы с тобой еще успеем! – ворковал Петрович, одной рукой освобождая место для чашек на столе, а другой подвигая Лизе стул. Герда закрыла дверь и направилась к выходу.
Сев в машину, она откинулась на сиденье и закрыла глаза. Постепенно мысли и чувства улеглись, внутри воцарилась тишина, нарушаемая только биением сердца. Герда чувствовала, как из души уходит растерянность и тревога, взамен которых ее наполняет спокойствие. Она ощущала разворачивание из глубин своего сознания еще одного пласта информации, которая обрела четкий лаконичный смысл: у нее есть три попытки достучаться до девочки, чтобы спасти брата. Главное условие – не нарушить при этом свободу ее выбора.
Открыв глаза, Герда просмотрела в ноутбуке файл с ее личным делом, что-то прикинула, поглядывая на часы, и завела машину. Особых пробок сегодня не было, и до центра она добралась без приключений. Припарковавшись в давно облюбованном ею тупичке возле овощного магазина, Герда собрала волосы в хвост, натянула на глаза бейсболку и направилась к автобусной остановке.
Минут через пять в толпе пассажиров, поднимающейся из подземного перехода, внутренним чутьем она сразу определила девочку. Когда та поравнялась с ней, Герда убедилась в этом окончательно, узнав ее по фотографии.
Она отвернулась, пока девушка проходила мимо, затем достала мобилку, включила будильник, поставив мелодию обычного звонка. Людей на остановке было много и это облегчало задачу – Герде удалось без особого труда войти в подошедший автобус сразу за ней.
Стоя рядом с девочкой в переполненном салоне, она видела в отражении стеклянного окна ее лицо. При взгляде на него неприязнь, затаившаяся где-то в глубине души, покинула Герду и она неожиданно для себя ощутила, что любит этого загнанного в угол ребенка. Она с состраданием смотрела на широко раскрытые глаза, развернутые зрачками внутрь, на детские губы, сжатые в скорбную тонкую линию, и в какой-то момент ей показалось, что это лицо – печальный смайлик «улыбкой вниз», стоящий в конце сообщения, посланного ей братом.
Через две остановки сработал будильник и раздался звонок. Герда достала из кармана мобилку и начала разговор с несуществующим собеседником. Она делала вид, что внимательно слушает кого-то, иногда роняя короткие реплики, а затем произнесла:
– Понимаешь, это две разные истории. Первая – твои отношения с ним. Рано или поздно, ты, наверное, сможешь его простить. Но ты не можешь заставить его быть другим – у каждого свое время «собирать камни». Вторая история – твой ребенок. Он уже живет в тебе и он ни в чем не виноват. Можешь предать его, как предали тебя, а можешь подарить ему жизнь. Решать тебе.
Она наблюдала в стекло за реакцией девочки. Брови у той напряженно сошлись на переносице и она осторожно обернулась назад, но Герда уже повернулась спиной и вышла в открывшиеся на остановке двери, смешавшись с толпой.
Вернувшись к машине, она опять достала мобилку и набрала номер. Трубку долго не снимали, и она уже начала нервничать, но тут, наконец, раздался низкий женский голос:
– Посольство Гондураса слушает!
– Нинка, ну где тебя носит? Я уже думала, ты в отпуске – рассмеялась Герда.
– Да уйдешь тут с вами в отпуск – как не понос, так золотуха! А ты чего в городе?
– Ой, Нин, давай потом. У меня к тебе дело.
– Когда ты мне без дела звонила?
– Так ты ж у меня деловая женщина! Практически бизнес вумен.
– Ладно, не подлизывайся. Что там у тебя?
– Хочу к тебе одну девочку послать. Аборт.
– Присылай, я всю неделю в первую смену.
– Ты понимаешь, я не знаю, как к ней подрулить. Чтоб не догадалась…
В трубке повисла пауза. Через минуту бодрый голос произнес:
– Придумала! Я рекламу давала в двух женских журналах.
– Нинка, ну ты ж просто служба спасения!
– Ага, подрабатываю на полставки. Зовут-то ее как?
– Аня Колыванова.
– Хорошо, я поняла. Звони, не пропадай.
– Да куда я с подводной лодки! Спасибо тебе, Нин.
Герда облегченно выдохнула, что-то прикинула в уме и завела машину. Припарковшись через полчаса на стоянке торгового комплекса, сняла бейсболку и черный плащ и, взъерошив руками волосы, вышла из машины. Теперь она выглядела типичной молодой мамочкой, которая вырвалась на свободу, чтобы встретиться с подружками, пока ребенок находится в детском саду.
Она подошла к киоску на первом этаже, купила глянцевый журнал, пролистала его и, найдя нужное объявление, зажала под мышкой. Не спеша, со скучающим видом разглядывая витрины, направилась в кафе. Свободных мест почти не было, но она высмотрела один столик, за которым сидели пожилой мужчина и девочка. Поздоровавшись, подсела к ним.
Просматривая личное дело девушки, Герда узнала, что та на каникулах подрабатывает официанткой в этом кафе. И действительно, через пару минут она подошла с блокнотом в руках. По покрасневшим глазам с припухшими веками Герда поняла, что девочка плакала.
Заказав фисташковое мороженое, она стала неторопливо листать журнал, пока не дошла до объявления. Оно занимало почти половину страницы и сразу бросалось в глаза – Нина была преуспевающим частным гинекологом и могла себе это позволить.
– Пожалуйста, ваш заказ – раздалось через несколько минут у нее за спиной.
– Спасибо – улыбнулась Герда, как бы ненароком отодвигая раскрытый журнал к краю стола.
– Приятного… аппетита – запнулась на последнем слове официантка и Герда поняла, что ее маневр удался. Девушка заторможено поставила на стол запотевшую креманку со светло-зелеными, мягко оплавленными по краям завитками, посыпанными шоколадной стружкой, а затем, как будто очнувшись, быстро исчезла из виду.
Герда с наслаждением смаковала тающее на глазах мороженое. Соседи ее давно ушли и она не спеша обдумывала дальнейший план действий. Добравшись, наконец, до дна креманки, начертила в густой молочной лужице маленькое сердечко и, дождавшись, пока оно исчезло, достала из сумки кошелек. Оставив прямо на раскрытом журнале купюру, направилась к выходу.
Остановившись около стеклянной витрины соседнего магазина, Герда сделала вид, что ищет что-то в карманах, боковым зрением наблюдая за тем, как девушка подошла к столику, взяла деньги, а затем, после недолгого раздумья, и журнал.
«Фу-у-ух, на сегодня все» – выдохнула с облегчением Герда и быстрым шагом направилась к выходу на улицу. – «Следующий шаг за ней».
Ждать пришлось целых два дня и она просто извелась за это время, стараясь переключиться на другие дела. В четверг, ближе к вечеру раздался долгожданный звонок:
– Ну что, она записалась на завтра, на 8.30 – сообщила Нина.
– Ты уж постарайся, пожалуйста, Нин. Это очень важно для меня.
– Сделаю все, что смогу.
– Спасибо тебе…
Положив трубку, она вышла из кабинета и бысто зашагала по коридору. Открыв знакомую дверь, изумленно застыла на пороге, не веря своим глазам. Стол Петровича напоминал парту образцового первоклассника: все бумаги были аккуратно сложены в ровные стопки, карандаши и ручки победоносно торчали из металического стаканчика, а рядом с компьютером в крошечном горшочке стоял цветущий кактус с раскачивающейся на тонкой проволоке бабочкой. В ответ на ее ошарашенный взгляд, Петрович, потягиваясь, как сытый кот, протянул:
– А что, мне нравится! Космос – это порядок, да Лиз? – подмигнул он стоящей рядом довольной Лизавете.
– А еще у нас теперь домашние обеды, так что приходите – скороговоркой выпалила та.
– А то вечно тащишь в рот черте-что – ворчливо прошамкал Петрович, посербывая дымящийся янтарный чай из настоящей азиатской пиалы.
– Нет, но как вы спелись!!! Ты на Матроскина стал похож! – захохотала Герда, не в силах больше видеть его блаженно щурящееся лицо. – Вы вообще тут хоть что-нибудь делаете? – спросила она наконец, отдышавшись от смеха.
– А як же ж! Трудимся на благо родины, не покладая рук – отрапортовал Петрович, приложив руку к воображаемому козырьку.
– Петрович, мне Лиза нужна на завтра – сказала Герда, делая вид, что не замечает его вытянувшегося лица. – Ты говорила, у твоей сестры маленький ребенок? – повернулась она, обращаясь уже к ней.
– Да, шесть месяцев.
– Замечательно! Тогда пошли со мной, дело есть – и взяв ее за руку, повела в свой кабинет…
…Утро выдалось хмурым. Небо было затянуто тучами, и Нина, стоя у окна, наблюдала за тем, как прохожие кутались в одежду, защищаясь от ветра. Так же холодно было в первый день ее школьной жизни – именно тогда они и познакомились с Гердой. Попав в один класс, они стали подругами, но после окончания школы как-то потеряли друг друга из виду.
Нина поступила в медицинский, стала гинекологом, вышла замуж, родила двух мальчишек. Вроде бы жизнь удалась.
Но в какой-то момент с ней начали происходить какие-то странности: как только она, отключаясь от дневной суеты, закрывала вечером глаза, откуда-то из самой глубины души чей-то тоненький голосок начинал звать ее по имени. Сердце разрывалось от какой-то безысходной тоски, она начинала беспричинно плакать и только под утро проваливалась в беспокойный тревожный сон. Измотанная бессонницей и сомневаясь в своем психическом здоровье, она обратилась к врачу, но выписанное снотворное помогло ненадолго – теперь тоска не покидала ее и днем.
Однажды, проезжая мимо церкви, она совершенно неожиданно для себя остановила машину. Служба уже закончилась, в освещенном узенькими окошками храме было просторно и тепло. В углу у аналоя стоял седобородый старик в черной монашеской рясе.
Обернувшись на звук шагов, он серьезно посмотрел на нее, и от взгляда его лучистых карих глаз внутри вдруг как-будто выстрелила сжатая пружина. Нина начала рыдать. Она ничего не могла с собой поделать: стояла, закрыв ладонями лицо, захлебываясь слезами, не в силах произнести ни слова.
Старик подошел, прижал ее голову к своему плечу и стал читать какую-то молитву. Нина с удивлением ощутила, как этот тихий монотонный голос поднимает ее куда-то высоко-высоко, откуда она совершенно по-новому увидела всю свою жизнь. Она вдруг отчетливо поняла, что многие сегодняшние проблемы были следствием совершенных ею когда-то ошибок. Но самое главное – она точно знала теперь, что за голос не давал ей спать по ночам. Больше она не сделает ни одного аборта…
– Иди, деточка, Бог тебя простил – тихо сказал ей старик и перекрестил на прощание.
Вскоре после этого она опять встретила Герду и через полгода стала внештатным сотрудником Департамента. Открыла частную практику и начала специализироваться на акушерстве. Постепенно от клиенток не стало отбоя, потому что она слыла очень хорошим диагностом, а кроме того, с каждой из них у нее завязывались какие-то почти родственные отношения и они еще долго обращались к ней за различными советами.
Раздавшийся внезапно стук в дверь прервал воспоминания. На пороге появилась худенькая девчушка с тревожными серыми глазами.
– Можно? – робко спросила она.
– Доброе утро, Аня, проходите, – сказала Нина, отходя от окна.
Девушка удивленно посмотрела на нее, садясь на предложенный стул. Нина ответила на ее немой вопрос:
– Вы же записывались, вот я и знаю Ваше имя. Что Вас беспокоит, Анечка?
– Мне кажется, я беременна – пробормотала та, сжимая руками сидение так, что побелели костяшки пальцев.
– Хорошо, раздевайтесь – спокойно сказала Нина.
Закончив осмотр, она села за стол и стала вносить данные в компьютер.
– Ориентировочно двенадцать недель. Никаких нарушений, беременность протекает нормально. Направление на анализы возьмете у сестры – говорила она, продолжая быстро стучать по клавиатуре.
– Вы понимаете, я не могу сейчас рожать – тихо произнесла девушка.
Нина перестала печатать и повернулась к ней:
– Почему? Никаких противопоказаний у Вас нет.
– Не могу и все! – почти выкрикнула та, не поднимая глаз от судорожно зажатых между коленей рук.
– То есть, Вы хотите сделать аборт?
– Да – тихо сказала Аня.
– Хорошо, тогда ложитесь на кушетку, нужно сделать УЗИ.
Дождавшись, когда девушка ляжет, Нина развернула к ней монитор. Через несколько мгновений на экране появилось изображение.
– Длина плода 6 сантиметров, все конечности сформированы, мальчик. Смотрите, ручками шевелит.
Аня закрыла глаза, но Нина сделала вид, что не заметила этого:
– Во время аборта в матку введут специальный насос, который размелет тело ребенка на части и затем высосет его. Операция пройдет под наркозом, так что боли Вы не почувствуете.
Девушка отвернулась к стене, инстинктивно согнув колени, как-будто защищая плод от опасности.
– Есть вероятность, что Вы больше никогда не сможете иметь детей. Но Вам придется поискать другого гинеколога, я убийствами не занимаюсь – твердо сказала Нина.
Аня резко повернулась и уставилась на нее широко раскрытыми глазами.
– Что Вы так смотрите на меня, Анечка? Вы же видели – он живет, дышит, двигается. Сделать аборт – значит убить его, а это не ко мне – я помогаю им выжить. Надумаете рожать, приходите, буду рада помочь – и Нина отвернула монитор.
Аня медленно встала с кушетки, кое-как заправила майку в джинсы и, попрощавшись, вышла. Машинально натягивая куртку, она, как во сне, побрела по коридору.
Внезапно из другого крыла навстречу ей вылетела рыжеволосая девушка с ребенком на руках. Она подпрыгивала на одной ноге, безуспешно пытаясь надеть слетевший с ноги туфель.
– Ой, помогите пожалуйста! – умоляюще обратилась к ней девушка – Подержите минуточку малыша, я туфель застегну.
Аня вздрогнула от неожиданности, затем перебросила сумку за спину и обескураженно произнесла:
– Ну, давайте…
– Дениска, иди к тете. Тетя хорошая. – промурлыкала Рыжая, и Анины руки тут же отяжелели под грузом мягкого теплого тельца.
Малыш доверчиво обхватил ее за шею и прижался к плечу. Рядом с ухом раздавалось его тихое сопение, тонкие волосы нестерпимо щекотали щеку, и она чувствовала у себя на груди биение маленького сердца.
Что-то неотвратимо – властное начало расти у нее внутри, заполняя все пространство души – так, что она не могла сделать вдоха – пока наконец не вырвалось на свободу, сокрушая каменную скорлупу бесчувствия, сковывавшую до этого сердце. Не в силах вынести этой льющейся через край нежности, она заплакала, уткнувшись в велюровую кофточку малыша, и вместе со слезами уходили из ее души страх и беспомощность.
Впервые в жизни она ощутила себя взрослой и мудрой, и изо всех сил беззвучно прокричала куда-то в самую глубину себя самой – туда, где уже жил кто-то незнакомый, но бесконечно родной: «Прости меня, дуру, пожалуйста…»
Вытерев украдкой слезы, она подняла голову и встретилась глазами с Рыжей. Та, как ни в чем не бывало, протянула руки к ребенку:
– Спасибо большое, что подержали – и, забрав малыша, направилась к выходу.
Выйдя на улицу, Лиза осторожно обернулась, и, увидев удаляющуюся по коридору девушку, понеслась к машине, возле которой стояла Герда:
– Звони быстрее, по-моему она вернулась! – выпалила Лиза на бегу, двумя руками прижимая к себе Дениса.
Герда торопливо набрала номер и напряженно застыла, теребя застежку молнии на куртке.
– Нин, привет… – начала было она.
– Привет, – не дал ей закончить фразы хрипловатый голос и весело продолжил: – Все в порядке, я перезвоню тебе позже.
Выключив мобилку, Герда с шумом выдохнула и с совершенно идиотским от счастья лицом произнесла:
– Она у Нины.
– Дениска, у нас получилось! Ты молодец! Ура!!! – хохотала Лиза, кружась на месте и целуя ничего не понимающего малыша.
– Ну что, с боевым крещением вас! – засмеялась Герда, обнимая их обоих.
Они сели в машину, и их старенький синий Пежо, мастерски вырулив со стоянки, влился в поток спешащих куда-то автомобилей. Моросил мелкий дождик, мерно двигающиеся дворники прорисовывали на пупырчатой от капель поверхности лобового стекла ровные окошки, сквозь которые проглядывало хмурое небо.
Дениска уснул, уютно свернувшись калачиком на руках у Лизы. В салоне было сухо и тепло. Из магнитофона раздавался глубокий женский голос, который пел о любви:
Я пью любовь бесстрашными глотками,
Всей нежностью истрескавшихся губ
Впиваюсь в жизнь и грешными руками
Рву лилии на счастья берегу.
Не властно сердце над извечной тайной
Переплетенья и срастанья душ.
Дрожащим пламенем свечи венчальной
Ты одиночество мое нарушь…
– Позвони Петровичу, Лиз, – сказала Герда, остановившись на светофоре, – он там волнуется.
– Ой, точно! Вот я балда, он же просил! – сокрушенно пробормотала Лиза, осторожно вынимая из кармана телефон, чтобы не потревожить Дениску.
Внезапно замерев, она вдруг опустила руку с телефонной трубкой и серьезно посмотрела на Герду:
– Возьмите меня в свой отдел! Я хочу с вами работать.
Герда повернулась к ней и, помедлив секунду, ответила, улыбаясь:
– Да, уж видно, придется. Ты ж мне Петровича разбаловала, кто ему теперь обеды готовить будет?
Лиза счастливо рассмеялась и быстро набрала знакомый номер.
продолжение следует…
… Ирина Хворостюк